Задумался об одном не самом популярном стихотворении Анны Ахматовой, о своем личном, с ним связанном. И в шутливом стиле сформулировал для себя формулу на извечную тему "о наших разногласиях" — мол, ну и хорошо: она русский, а я русскоязычный поэт. И тут же подумал: а зачем себя принижать? А если себя уважать, то она русо-ордынский поэт, а я русо-атлантистский...
А теперь только о Её русо-ордынском Величестве.
Давным-давно в молодые годы попалось мне на глаза ахматовское советско-сталинское стихотворение, которое заканчивалось словами о том, что теперь у нас появилось шестьсот миллионов братьев и, стало быть, вам враги нашей державы — кранты.
Конечно же, я расстроился, обнаружив у одного из моих любимейших поэтов такой текст. Самым близким мне человеком поэтического цеха в те годы была для меня Ольга Рожанская. На мои сомнения она отреагировала просто. Слова её запомнил в точности: "Не обращай внимания, это она сына спасала". Я ухватился за эту версию, как за соломинку, но, как сказано в одном из тех анекдотов, которые порой достигают уровня притчи, "осадок остался".
И, казалось бы, абсолютно конъюнктурное стихотворение пребывало в памяти не как незначащая мелочь, но, напротив, как нечто существенное. И чему удивляться? Разве конъюнктурные, написанные во славу официальной государственной идеологии стихи Пушкина — это мелочь, на которую не надо внимания обращать? Мол, не от души человек писал?
Не от души?
Насколько вообще поэт способен сочинять не от души?
В ту пору — полвека тому назад — эти стихи Ахматовой с идеологической точки зрения представлялись мне крайне наивными. Ну какой из Ахматовой политик? История явно над ней посмеялась. Какие там 600 миллионов братьев на страх врагам, когда на советско-китайской границе идут кровопролитные бои?
Но время шло, рухнул коммунистический режим в СССР, и выяснилось, что Россия и Китай тяготеют друг к другу, причем не только конъюнктурно, но и ментально. Вспоминаю президента Ельцина, формально опору и надежду русской демократии, во время его визита в Китай. Может, выпив, может, нет, но он в порыве откровения прорычал на камеры:
— Я-я-я у др-р-р-ру-зе-ей.
Русская поэтесса именно это и предвидела, именно об этом и вела речь, именно это и приветствовала.
В современном мире прямо сейчас и оформляется противостояние, которое я определяю как противостояние ордынства и атлантизма.
И с этой точки зрения любопытно перечитать политические стихи Пушкина, обращенные к Польше, и Бродского, обращенные к Украине.
Может быть, пора перестать удивляться?
Может быть, пора понять, что и как бы европеец Пушкин, и как бы американец Бродский — это великие поэты Орды?
Есть ли ветвь атлантизма в русской поэзии?
Да! Причем всегда несколько на обочине.
Теперь я лучше стал понимать, почему в 2012 году на фестивале поэзии "Пушкин в Британии" в Лондоне в рамках свободной дискуссии была заявлена тема, призванная поставить под сомнение значение творчества Марины Цветаевой.
Дискуссия действительно была свободной, я, конечно же, был за Цветаеву и, надо признать, отнюдь не оставался в одиночестве...
Ах, да — а как же быть с тем, что Иосиф Бродский почитал Марину Цветаеву как бесспорно величайшего поэта?
Так ведь полюса и есть полюса.