Два очень разных человека высказались о судьбе российских изменений. Вице-президент Фонда "Либеральная миссия", философ Игорь Моисеевич Клямкин поставил вопрос о причине детерминированности "вынужденных ошибок" российских реформаторов. Возьму на себя смелость сказать, что когда речь идет о вынужденности ошибки, то это - уже осознанный выбор некоего варианта при рассмотрении и иных.
Скорее всего, это предпочтение сценария трансформатирования с "низким кпд", поскольку альтернатива либо видится невозможной, либо слишком рискованной. Так предпочитают везти паровозом, с его легендарно-низким кпд (< 8%), а не тепловозом (30%) или электровозом (<90%), потому что нет тока на линии, нет мазутОв, нет запчастей и подготовленных машинистов...
Более того, любая концептуальная реформа в России всегда "ошибочна", потому что ее решаются проводить только тогда, когда очевидной альтернативой являются лишь системная деградация или смута, и именно таким способом, когда в неприкосновенности остается как можно больше из привычных отношений и институций. И в результате ее проведение только увеличивает общую дестабилизацию.
Реформы Александра II прямо вели к 1905 году, а Столыпинская аграрная - к 1917-18 годам.
Тут Зорькин прав - крепостное право было идеальным "социальным цементом" (скрепой) социума, и для профилактики революции оно должно было быть сохранено, хотя и максимально смягчено, до "хрущевского колхозного уровня", но при условии отказа от развития и экспансии. Сама же законсервированная Российская империя должна была бы сдаться - на выбор: Британской империи или Второму рейху - и продолжать уютно существовать в качестве аграрной колонии (или полуколонии, как Китай или Персия) великой западной державы.
Дело в том, что в России реформы никогда не проводились теми, кто был в них заинтересован, но, напротив, это всегда было попыткой власть имущих откупиться от действительно необходимых изменений и требований "социальных лоббистов реформ", которые рассматривались как антагонисты власти.
Другой деятель - политический беженец в Украину, неистовый борец с несправедливостью, градозащитник и правозащитник, пламенный сторонник Революции Достоинства, историк Павел Иосифович Шехтман, который сказал, что скучными призывами к мещанским добродетелям правового государства и представительной демократии людей на революционное противостояние не воспламенить, что в бой ведут либо идеалы Свободы или Справедливости, что нужна достаточно безумная идея [в установившейся терминологии - "отмороженная"], чтобы в России можно было поднять мощное пассионарное движение.
Тут было вспомнено знаменитое Достоевское про "дважды два - пять иногда премилая штука". Но ведь и Свобода у нас - синоним отмены цензуры, честных выборов и прекращения прокурорских проверок, а Справедливость чаще всего понимается как повышение уровня пенсий до 2/3 от среднего заработка и выравнивающие межрегиональное трансферты.
Так что тоже все довольно "бескрыло-приземленно". При деспотии и мечта о буржуазной многопартийности и многогазетности выглядит как мобилизующая утопия. В конце концов, большинство диссидентов шли в тюрьмы и лагеря именно за это. Часто с добавлением мечты о национальной независимости и религиозном ренессансе [и именно в ныне реализовавшемся виде].
Сейчас идут на улицу - под дубинки и навстречу административному или уголовному аресту - не против коррупции и не за Навального (как бы не обманывали себя и других досужие политологи), а за свое человеческое достоинство.
Все антикриминальные (антикоррупционные) революции, произошедшие во время Арабской весны, а также примкнувший к ним Протест 2011-13 годов и украинская Революция Достоинства, точно также, как и почти все лагерные восстания и тюремные бунты, произошли именно от ощущения нестерпимости унижения, от отказа дальше мириться с тем, что тот же Достоевский называл "унасекомлением" человека.
В этом смысле название Второго Майдана - гениально в своей четкости.
И мечта о справедливом суде и честной власти - такая же неотъемлемая мечта о обществе достоинства, как и свобода духовной и интеллектуальной жизни или старательная забота о слабых и уязвимых.
Теперь немного о том главном звене, потянув за которое, я полагаю, можно вытянуть всю цепь. Это - правосудие, торжество права. Верховенство закона, ставшее мемом. Более всего людей раздражают и приводят в ярость произвол сильных мира сего, собственное бесправие и безнаказанность власть имущих.
Поэтому универсальным паролем (шибболетом) сторонников нового протеста вполне может стать именно требование верховенства права (и возможности несложной реализации его защиты).
И здесь центральное место займет обновленный суд [это я пишу не как судья третейского суда, но абстрактно]. Для его обновления необходимо не столько изменение принципа назначения (не столь важно, подписывает ли итоговую бумагу глава государства и спикер парламента), но два процесса - показательное наказание осуждавших по заказу невиновных (тут необычайно важную роль могли бы сыграть особые "реабилитационные" трибуналы из временно отмобилизованных повестками адвокатов), а также чередование политических сил у власти, ибо когда судья будет понимать, что сегодняшний "смутьян" через несколько лет станет депутатом или замминистра, то в его действиях будет куда больше осторожности.
На рубеже веков большую пользу для защите прав граждан приносила возможность общественных - правозащитных, природозащитных - организаций оспаривать в судах в общественных интересах действия властей, отменять постановления правительства России и регионов (даже Лужкова).
Потом в новом ГПК Козака это отменили, но в июле 2003 года Конституционный суд это право частично восстановил, только усложнил процедуру - стали требовать обращения непосредственно пострадавших. Затем еще какое-то время властям очень мешал прогрессивный характер законов 1990-2000 годов. И только сломав суды делом ЮКОСа, удалось сделать бессмысленными ссылки на законы. А при Медведеве произошла коррекция законов в сторону ограничения прав. Про вакханалию, начавшуюся в мае 2012 года, уже помолчу.
Однако все это указывает на огромную важность именно права как рубежей защиты общественных интересов.
Выход же из тупика всегда идет в обратном направлении вхождения в него, т.е. отмена неправовых законов и восстановление независимости суда (сперва хотя бы до уровня 20-летней давности), а главное - восстановление удобных механизмов обращения к правосудию.
"ЗА ТЕХ КТО ДАЛЕКО (Роберт Бёрнс, перевод С.Я. Маршака)
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом.
А кто не желает свободе добра,
Того не помянем добром.
Добро быть веселым и мудрым, друзья,
Хранить прямоту и отвагу.
Добро за шотландскую волю стоять,
Быть верным шотландскому флагу.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом.
За Чарли, что ныне живет на чужбине,
И горсточку верных при нем.
Свободе - привет и почет.
Пускай бережет ее Разум.
А все тирании пусть дьявол возьмет
Со всеми тиранами разом!
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом.
За славного Тэмми, любимого всеми,
Что нынче живет под замком.
Да здравствует право читать,
Да здравствует право писать.
Правдивой страницы
Лишь тот и боится,
Кто вынужден правду скрывать.
За тех, кто далеко, мы пьем,
За тех, кого нет за столом.
Привет тебе, воин, что вскормлен и вспоен
В снегах на утесе крутом!"
! Орфография и стилистика автора сохранены
