Чем сильнее давит власть на общество, желая сделать его как можно более бессильным, безответным (безответственным) и неопасным для себя, тем отчетливее общество ищет приемы противодействия. В том числе центры для кристаллизации, вокруг которых и благодаря которым ткань общественного сопротивления будет толще, сильнее, прочнее. Идея героя, воодушевляющего примера, готового пожертвовать собой во имя общественного блага и своей жертвой вдохновляющего на ответную решимость, — один из универсальных механизмов, в равной степени необходимый и для авторитарного режима (где с героями всегда дефицит), и для сопротивляющегося ему общества.
Навальный — один из немногих, кого общество (или его мобильные группы) узнало и оценило, как подходящего на эту роль. И тут же, скорее всего инстинктивно, запустило программу мифологизации его образа для защиты от коррозии, пропаганды, диффамации и прочих ухищрений, которыми авторитарная власть пытается дезавуировать образ новоявленного героя, трибуна, борца. Идея мифологизации объекта любви и надежды естественна: опираясь на перила, мы не хотим, чтобы они скользили, были неровными, чтобы обрушились, подломились в самый неожиданный момент. Поляризация с программой вынужденного упрощения необходима нам, дабы предстоящие сложности обретали более простую и понятную структуру. И, следовательно, эти сложности (которые власть создает в непрерывном режиме) могли быть преодолены большим числом сторонников и с меньшими потерями.
Навальный по многим параметрам совпадает с образом востребованного героя. Помимо правильных биографических обстоятельств (представитель титульной нации, женат, дети, антропологические и социальные данные не противоречат возможности идентифицироваться с ним большому числу сторонников), он смел, умен, жёсток, непримирим, можно предложить, что неподкупен, изобретателен в атаке на дряхлеющую власть (обнаружил ее ахиллесову пяту — корыстность и финансовую бесчестность, наиболее раздражающие российское общество). И наносит в самое слабое место власти многочисленные удары, без сомнения болезненные для нее. Как трибун, показал себя в образе вождя улицы, подтверждая предположения о готовности к жертве собой, отваге, бесшабашности, столь необходимых для воодушевления нашего медленно и лениво (испуганно) реагирующего общества.
Юридическое образование, личное обаяние и владение современным лексиконом способствуют узнаванию его в образе героя не только толпой, но и внимательно следящими за ним интеллектуалами, которые уже несколько раз подтверждали готовность признать его в качестве одного из (а может, и самого главного) претендента на роль оппозиционного лидера.
Понятно, что солнца без пятен не бывает, и миф никогда не совпадает с реальностью, выступая за ее пределы, не всегда комфортные для общественного сознания. Среди недостатков имеет смысл упомянуть два, в разной степени существенные (и для разных групп) и в разной степени опасные для процедуры мифологизации героя.
Первый — его бэкграунд, культурные предпочтения, близкие человеку интернет-эпохи и далекие от носителя более обширных культурных представлений. Если проанализировать речь Навального (что, без сомнения, будет еще сделано подробно и не раз), то очевидно, что эта речь избегает апелляций к сложным культурным смыслам, к культурным аллюзиям и символам, понятным для носителей книжной культуры. И, напротив, стремится к культурной однозначности, односмысленности, разговорности, непосредственности, простоте. Для эмоциональных сторонников — несомненный плюс; для наблюдателей с другим бэкграундом — вопрос: как будет реализована эта простота в дальнейшем, заложена ли в ней возможность учета интереса представителей сложного знания, нет ли здесь опасности, которая проявит себя в упрощении и дальнейшей мифологизации его роли?
Второй недостаток куда более очевиден, хотя, как мы видим, испугал далеко не всех, в том числе в рядах интеллектуальной поддержки Навального. Речь о его националистических взглядах.
Для одних эти взгляды — правильные и совпадающие с собственными представлениями, для других в них заключен практически весь спектр недоверия от легкой осторожности до полного неприятия. Хотя преобладает такая интерпретация национализма Навального, которая позволяет считать это всего лишь неправильным ударением в одном слове из совершенно правильной и сильной фразы. Характерно, что Навальный в разные периоды то педалирует свои национальные убеждения, то затушевывает их в зависимости от ситуации и необходимости получить поддержку тех или иных групп. Но, что существенно, не отказывается от этих взглядов, не опровергает их, что опять же имеет две стороны: хорошую — верность себя и плохую — эти взгляды, скорее всего, не являются лишь популистским ходом, который легко может быть заменен другим во имя еще большей популярности.
О том, как проявляют себя эти взгляды, написано много, повторять смысла нет — от его раннего конфликта с партией "Яблоко" до антимигрантской программы на выборах московского мэра в 2013-м; но отметить одно существенное обстоятельство необходимо, потому что оно точнее обозначает проблему.
Будучи отчетливым противником путинского режима (обличая, правда, далеко не все стороны этого режима, а в основном его коррупцию и нечестность — возможно, наиболее поверхностные и не фундаментальные стороны путинского правления), Навальный близок или совпадает с режимом в ряде существенных обстоятельств, по крайней мере не возвышая голос против них или не акцентируя на них внимание.
Речь идет о великодержавной, имперской сущности как сегодняшнего путинского правления, так и вообще наиболее повторяющихся имманентных свойств самодержавного, популистского вида власти в России. Это, безусловно, вызывает беспокойство тех групп, которые понимают (осторожнее — полагают), что персоналистский, коррупционный характер режима является лишь следствием его уже перечисленных свойств (имперскость, великодержавность, народопоклонение как способ манипулирования и пр.).
Наиболее последовательные критики Навального, не способные простить ему антимигрантскую риторику, сделавшую его популярным среди групп латентного (стеснительного) русского национализма, обращают внимание на то, что эта антимигрантская риторика в некотором смысле подготовила путинское контрнаступление на протестную часть общества. Объединив подавляющее большинство на основе этнонационального патриотизма, педалировавшегося Навальным более других кандидатов.
И для этих критиков Навального именно он ответственен за резкое и массовое поправение и мракобесие российского общества, ставшее нормой даже для вменяемых еще вчера людей.
Понятно, что большинству сторонников Навального эта антимигрантская риторика (являющаяся, без сомнения, повторим, эквивалентом этнонационального патриотизма) понравилась; другим (из вполне понятных политических соображений) показалось возможным закрыть на это глаза. Но есть и такие, которые ужаснулись тому, что сделал Навальный, легитимировав нацизм для широкой публики. Если статусный либерал и борец с коррупцией против грызунов и чурок в нашем окне, то мне, грешному, и подавно можно. В рамках этой логики, чем более привлекательной была антикоррупционная программа Навального, тем больше он нанес вреда, соединяя ее с ксенофобской агитацией. И расчищая пространство для последующего наступления самого Путина.
Понятно, что любая цитата — это всего лишь пример, провоцирующий контрпример, но, быть может, наиболее симптоматичным является мнение Николая Клименюка, кстати говоря, из чувства солидарности приехавшего, дабы участвовать в протестных московских событиях 2011-2013 годов, но после осознания того дрейфа, который из соображений политической популярности или по зову сердца предпринял Навальный, с ужасом отшатнулся и от него, и от того, "что происходило в нашей референтной среде. Для меня было абсолютным шоком то, что происходило в связи с Навальным. Я не ожидал, что он будет проводить настолько откровенно ксенофобскую кампанию. Просто подлую и безнравственную в самом первичном смысле этого слова. И то, как много людей закрывали на это глаза, и, что еще хуже, как много людей из близких нам с этим солидаризировались — это был тоже такой важный момент отпочкования, когда ты понимаешь, что тебя и со средой тоже очень мало связывает".
Характерно, что заинтересованный наблюдатель и участник событий полагает, что отвечают за эту трансформацию, которой, повторим, не замедлил воспользоваться большой Путин, не только Путин или сами националисты, но и та группа статусных либералов, которая сделала ставку на Навального, как на таран, способный опрокинуть Кремль. "Конечно, в российском контексте особенно видна роль и ответственность за происходящее элит в широком смысле слова. Практически все элиты сдались политической. У нас уже нет авторитетной интеллигенции. У нас нет авторитетных ученых, авторитетных религиозных деятелей, никого нет — выжженная пустыня".
Понятно, что последнее утверждение — эмоциональное преувеличение, но то, что националистический тренд Навального не был подвергнут всесторонней критике, а если кто и решил дистанцироваться, то слишком поздно, — очевидно. Что на политическом языке всегда означает если не солидарность и корпоративное единство, то расчет, слепоту или желание заработать политический капитал на популярной волне.
Сегодня, в ситуации только что закончившегося уголовного процесса против Навального и его брата, интерпретированного многими как политически мотивированный, несправедливый, демонстративно жестокий, — бессмысленно говорить о политических предпочтениях и политической репутации. Политика (в самом широком смысле — как репрезентация себя человеком ответственным) последовательно стирается из набора возможных стратегий в РФ. Но так как символическая сфера существует даже тогда, когда реальность отрицает саму себя, возможно, имеет смысл попытаться сформулировать несколько обобщений, имеющих отношение к политической позиции Навального и к его амбициям вождя оппозиционного протеста.
И здесь его принципиальный отказ обсуждать возможность отказа от аннексии Крыма даже в призрачных перспективах президентства, безусловно, не случаен.
Было бы избыточным перечислять все требования к возможному лидеру оппозиции, как гарантия его поддержки, но одно обстоятельство несомненно, надеюсь, не для единиц. Такой лидер должен без какого-либо ретуширования заявить о своей антиимперской антисамодержавной позиции, осудить аннексию Крыма и попытку аннексии Восточной Украины, заявить о безусловном возвращении оккупированных территорий Украине и необходимости выплатить ей соответствующие международному праву репарации (их размер определит суд). Вопрос о привлечении к уголовной ответственности всех, кто способствовал нацистскому тренду в политике России, является, возможно, факультативным.
То, что Навальный не соответствует ни одному из перечисленных условий, не означает невозможность защищать Навального и его брата — как жертв политических репрессий. Жертва репрессий, всегда основанных на массовых заблуждениях, остается жертвой даже тогда, когда сама разделяет эти заблуждения. Против них всегда стоит протестовать.
